ART CLUB
Когда мы зашли в зал, в глаза бросились первые два ряда. Старые стулья. Все интуитивно поняли, что садиться на них нельзя — часть спектакля. На сцене большой стол, два стула за ним, а на стенах справа и слева надпись (дословно не запомнила): «Собрание Государственного театра им. Вс. Мейерхольда после выхода статьи Керженцева «Чужой театр» в газете ‘‘Правда‘‘». Во всю ширину сцены на заднем фоне — полный текст материала, в конце которого риторический вопрос читателям: «Разве нужен такой театр советскому искусству и советским зрителям?»
Третий звонок прозвенел очень непривычным образом: женский голос просто озвучил это по громкой связи. В зал начали заходить артисты и устраиваться на первом ряду. Второй оказался пустым, он как будто и был той разделительной чертой между сценой и зрительным залом. Так мы и стали частью спектакля, зрители — продолжение сцены, артистов.
Фото: пресс-служба Александринского театра
В этот раз — несвойственная Фокину маленькая сцена и спектакль в два часа без антракта. Но как лаконично во всё это он уместил столь сложную форму дискуссии. Казалось бы, говорят и говорят, но сколько же там подтекстов и моментов, которые требуют порой не просто дополнительного объяснения, а собственного осознания и принятия.
Фото: пресс-служба Александринского театра
Сам спектакль документальный. Основа — стенограмма общего собрания в ГосТИМе после выхода статьи П. М. Керженцева. Именно этот материал положил начало уничтожению театра, а затем и самого режиссёра. В декабре выходит газета, а в январе уже играют последний спектакль. Дальше театр расформировывают, то есть фактически закрывают. Фокин же рассматривает отправную точку для того, чтобы понять, из-за чего заканчивается путь театра и режиссёра.
Фото: пресс-служба Александринского театра
Все герои — реальные артисты и работники театра того времени. Каждый раз, когда кто-то из них выступал с речью, появлялась надпись: его/ее фамилия, годы жизни и должность. Все такие разные, но такие ведомые. Что ни слово, то новое мнение у каждого.
Фото: пресс-служба Александринского театра
Мейерхольд, которого играет Владимир Кошевой, с женой Зинаидой Райх (Олеся Соколова) сидели очень отстранённо, смотрели то в пол, то в стену, пребывая в ужасе от всего происходящего. Обвинения о «неправильной» линии мейерхольдовского театра с высоты нашего времени казались нелепыми, хотя иногда параллели прямо-таки протягивались.
Фото: пресс-служба Александринского театра
Остальные артисты театра по одному выходили и зачитывали, излагали своё мнение о ситуации. Все выступления делились на блоки, сопровождавшиеся вставками спектаклей и репетиций.
Они — как иллюстрация высказываний против Мейерхольда
Этот конфликт режиссёра и общества разрастается, заходит всё дальше, становится всё больше. С каждым новым обвинением сцена увеличивается, как и расстояние от зрителей до стола, у которого они зачитывались. И вот, под конец, сцена уже и не кажется такой маленькой, какой воспринималась вначале.
Фото: пресс-служба Александринского театра
В финале рядом с режиссёром остаётся только его жена. Весь театр отвернулся и отрёкся. Решение принято — такой «чужой» театр советскому зрителю не нужен. А это прямой ответ на вопрос из статьи.
