В 1917 году Всеволод Мейерхольд поставил в Александринском театре спектакль «Маскарад» по одноимённой драме Михаила Юрьевича Лермонтова. Через сто лет Валерий Фокин воссоздал его на той же сцене и назвал «Маскарад. Воспоминания будущего». И вот, хоть и прошло почти 10 лет после премьеры, спектакль продолжает собирать полные залы, а зрители всё так же завороженно смотрят его, проводя параллели с современностью.

Мейерхольду понадобилось около шести лет на постановку «Маскарада». Столько же трудился над созданием эскизов к нему художник Александр Головин. Работа началась в 1911 году, а премьера состоялась только в 1917-м. Это было непростое время в истории Российской империи. После нескольких показов спектакль сняли с репертуара Александринского театра из-за «чрезмерной пышности» для тех времён. Однако через некоторое время он был возобновлён – игрался в разных редакциях. В последний раз его показали в 1941-м — спустя почти год после расстрела режиссёра.

Используя визуальные образы и мизансценические мотивы «Маскарада» Мейерхольда, театральный режиссёр Валерий Фокин с максимальной точностью воссоздал все сценографические и музыкальные детали первозданного спектакля. Над постановкой он работал вместе с художником-постановщиком Семёном Пастухом.

В своём «Маскараде» Фокин на первый план ставит взгляд на ситуацию именно со стороны Евгения Арбенина, которого играет Пётр Семак. Зритель знает и созерцает только то, что видит сам главный герой. Сцены сменяются одна за другой, и вот начинается тот самый бал, из-за которого и случится трагедия.

Впечатляют исторические костюмы и грандиозные декорации: появляются светло-розовые кулисы, а сверху свисают такого же цвета ламбрекены.

Нина, роль которой исполняет Олеся Соколова, и Арбенин – два противоположных по натуре персонажа. Она — нежная, юная, легкая, а он — резкий, нервный, «тяжёлый» характером человек. Главный герой не собирается мириться с неверностью жены — именно так он трактует её поход на бал и потерю браслета. Что она делала? С кем танцевала? В его голове начинается хаос, он теряется в потоке собственных мыслей и догадок.

Это отражается и на сцене: свет гаснет, витрины оживают, «маски» начинают высмеивать Арбенина.

Арбенин, не примирившись со случившимся, решается на отчаянный шаг, который изменит всё и ничего одновременно. Он предлагает Нине мороженое, отравленное ядом, и та с наивной милотой его принимает.

Второй акт начинается с исповеди Арбенина. Он стоит перед закрытым красным занавесом. Только он, микрофон и пустота. Монотонно и очень тихо произносит речь — монолог о том, как он убил жену, во всех подробностях и деталях.

Его слова звучат искренне, но одновременно с душевной сухостью. Он сожалеет? Он ошибся, но, возможно, пока не осознал. Дальше начинаются похороны Нины.

В финале Арбенин узнаёт, что жена его не обманывала. Но что это может изменить? Эту весть приносит «Смерть» — неизвестный в маске, которого по очереди играют народный артист России Николай Мартон и Дмитрий Гирев. От услышанного Арбенин бездыханно падает.

Декорации опускаются до самой сцены, затем поднимаются, оставляя на ней лишь убитого горем Арбенина (его восковую копию). Конец.

Валерий Фокин очень тонко прочувствовал атмосферу той эпохи. Символизм Мейерхольда ощущается с первых минут — шахматная доска под наклоном (сначала без чёрных квадратов), сцена-трансформер, которая в момент оживает, а из-под неё появляются прозрачные витрины. Актёры словно расплываются под звуки шипения, дыхания. Их медленные движения создают эффект погружения в другой мир, перемещения в другую эпоху.

Из декораций в каждой сцене – минимум предметов: несколько столов, стульев, кресел. Всё внимание на себя перетягивают занавесы. Их цвет, в зависимости от настроения героев и обыгрываемой ситуации, становится то жёлтым, то красным, то чёрным, создавая атмосферу сказочного зала.

Сценическое пространство завораживает. В одной из первых сцен для соединения двух временных вех создатели спроецировали на сцене чёрно-белую зеркальную копию зала Александринки — кадры из первого «Маскарада». Благодаря современным технологиям художнику удалось объединить детали из сценографии Головина – светящийся пол, ощущение леса театральных механизмов – и роскошь старого императорского театра.